Заячий билет

Таксист остановил машину, щёлкнул выключателем под потолком салона. Бледно-жёлтым светом вспыхнула лампа, ослепила после ночной дороги. Свет в салоне — знак, что пора рассчитаться. Я достал кошелёк.
— Карты принимаете? — спросил я.
Таксист обернулся. Его глаз не было видно, они спрятались в тени глубоких глазниц. Я почувствовал, что шофёр внимательно меня рассматривает.
— Это вам не универмаг, — нахмурил брови таксист. — Шестьсот рублей.

Я отсчитал купюры, положил их в протянутую лопатообразную ладонь. Таксист, быстро перебирая пальцами, прогнал купюры сначала справа налево, потом обратно. Ещё раз взглянул на меня, сложил купюры пополам, сунул во внутренний карман куртки:
— Там на багажнике кнопочку сам нажмёшь, — перейдя на «ты», сказал таксист.
Я вышел из машины, хлопнул дверью. В лицо ударил холодный октябрьский ветер, догладывающий ветки пристанционных клёнов. Поёжился, достал из багажника рюкзак.

Электричка ушла десять минут назад. На станции ни души, окошко кассы закрыто. Заглянул в проём окошка: за запотевшим стеклом табличка «закрыто» и бурый металл клетки. После дождя станционные лавочки сырые — не присесть. На гладких, крашенных масляной краской досках капли собирались в лужицы. Ветер завывал под бетонными плитами платформы, трепал предупреждающий фанерный плакат «Не стойте у края платформы!», гремел жестяным щитом расписания электричек. Фонари подсвечивали мокрый асфальт бледным, серым светом. Сыро, и оттого очень промозгло. Я почувствовал себя неуютно. Вспомнил, что с обеда таскаю в рюкзаке термос с горячим чаем. Открутил пробку, налил в крышку дымящийся ароматный чай, и сразу стало веселей.

За пятнадцать минут до прихода электрички на станции стал собираться народ. У горизонта вспорол темноту луч прожектора — электричка. Десять натопленных, ярко освещённых вагонов плавно заскользили у платформы, вздохнули пневматикой тормозов, встали. Хлопок закрывающихся дверей, и электричка рванула вперёд, на Москву.

Во Фрязево мне нужно было пересесть на электричку Ярославского направления. Есть в Подмосковье так называемая Ярославская хорда — соединительная линия Мытищи — Фрязево, скачок с одного направления на другое. По этой-то хорде я и намеревался попасть в Мытищи, минуя Москву. Стык между электричками короткий, всего пять минут: перейти по виадуку, взять билет, сесть в электричку и уже отправление.

Подходя к Фрязево, электричка сбавила ход и еле ползла, деловито жужжа моторами. Состав извивался змеёй, переходя по стрелкам между многочисленными станционными путями. Под полом скрежетали вагонные тележки, поворачиваясь на заржавленных осях. Вагон кренился то вправо, то влево. Я то и дело поглядывал на часы: три минуты на пересадку, две минуты на пересадку... под окном поплыл мокрый асфальт станционной платформы.

Серо-синяя электричка ярославского направления, гостеприимно растворив двери, стояла у платформы на соседнем пути. Скрипнули тормоза раскрылись двери. Я выскочил из вагона, в три прыжка пересёк платформу и очутился в тамбуре серо-синей электрички. Динамик под потолком вагона затрещал:
— Электропоезд следует до станции Москва — Ярославская.
В дверях зашипел сжатый воздух.
— На Ярославское направление следует поезд, будьте внимательны, — предупредил машинист.

Хлопнули двери, вагоны дёрнулись, стукнулись буферами и покатили вдоль платформы. Из-за опоздания петушинской электрички, на пересадку ушло меньше минуты. Опоздай она ещё немного, пришлось бы полтора часа ждать следующую электричку. Всё-таки, как здорово всё складывается, подумал я. И сразу осекся: не рано ли праздную.

В вагоне пахло электрическим теплом, было ужасно душно. За время стоянки раскалённый обогреватель сжёг весь воздух в вагоне. Я прислонил голову к оконному стеклу, из щели рамы дул прохладный ветерок. Электричка вяло плелась по одноколейке, мерно раскачиваясь из стороны в сторону. За окном — тёмный лес. Из-за голых веток мелькнули фары автомобилей, выстроившихся в ряд — переезд, и снова темнота.

Из тамбура в вагон вошла женщина — контролёр и двое охранников.
— Граждане, приготовьте билеты для проверки, — выкрикнула на ходу контролёр и направилась ко мне.
Я обернулся: в вагоне я был единственным пассажиром.
— Ваш билет, — протянула руку контролёр.

Во Фрязево работает касса, и если брать билет у контролёра от Фрязево, то придётся оплатить сбор за оформление билета в вагоне. А дальше идут глухие полустанки, и касс там наверняка нет или они закрыты.
— Какая же следующая станция? — мучительно вспоминал я. — Лесная или Колонтаево. Нет, всё-таки Лесная. Лесная!
— От Лесной до Мытищ, — объявил я контролёру, доставая кошелёк.

Немолодая уже, густо накрашенная женщина посмотрела на меня с удивлением. Брови её воспарили к наморщенному лбу и пошли волнами. Двое охранников за её спиной равнодушно смотрели по сторонам не обращая внимания на наш разговор. Контролёр медленно убрала протянутую руку, сжала ладонь в кулак и уперла его в бок. На лице женщины появилась ехидная улыбка:
— А почему это от Лесной? — напористо произнесла она. — Что, бежим впереди паровоза, пассажир?! До Лесной мы ещё не доехали. Так что от Фрязево! От Фрязево до Мытищ...
Она пощёлкала кнопками на билетопечатающем аппарате, висевшем у неё на шее:
— ...от Фрязево до Мытищ билет стоит 210 рублей со сбором.

Я пытался объяснить: «не моя вина», «касса в Кабаново закрыта», «электричка опоздала», «короткая пересадка»... Контролёр только качала головой, ехидная улыбка не сходила с её лица. Власть. Пускай маленькая, пускай над пассажиром электрички, но всё-таки власть: захочу, помилую, а захочу... Электричка, как нарочно, не ускорялась. Перегон долгий и таким темпом до спасительной станции минут пять хода. Контролёр указала мне в сторону хвоста поезда:
— Проходим на выход! Давайте, давайте! Шевелимся! На выход!

Я взвалил на спину рюкзак и пошёл в конец вагона. Контролёр направилась за мной, следом — двое охранников. Я шёл по пустым вагонам, переходя из вагона в вагон, распахивая двери тамбуров и межвагонных переходов. Контролёр шагала «в затылок», я слышал её глубокое, сиплое дыхание за спиной.

Формально она права, думал я, действует по инструкции. То, что закрыта касса, что электричка опоздала — не её вина. Но зачем хамить. И кажется, ей это доставляет удовольствие: задеть пассажира, уязвить его, почувствовать над человеком пусть маленькую, но власть. Быть может, таких людей нарочно берут в контролёры, чтобы пассажиры ездили с билетами. Зная, что в электричке можно нарваться на хамство и скандал, пассажир будет брать билет в кассе заранее. С этими мыслями я дошёл до хвостового вагона. Контролёр отстала в третьем или четвёртом вагоне, проверяла билет у одинокого пассажира.

В хвостовом вагоне людей было больше, чем в остальных. Зайцы, изучив повадки «контры», выработали своё поведение. В тот момент, как контролёр с охраной появилась в вагоне, поезд замедлил ход. «Зайцы» заметались по тамбуру, готовясь к побегу. С какой стороны платформа: справа или слева. Всё-таки справа. Толпа метнулась к правым дверям. Люди переминались с ноги на ногу, то ли от нетерпения, то ли разминаясь перед вынужденной пробежкой.

Раскрылись двери. «Лесная», — прозвучало из динамиков. «Зайцы» рванули по платформе вдоль состава. Выскочил и я. Бригада готовилась к этому манёвру, расставили посты. Из тамбура выглядывал охранник, в следующем вагоне — тоже. Значит, бежать два вагона. Только бы машинист не подвёл, не закрыл двери, не уехал. Но нет, как видно, он на нашей стороне: электричка терпеливо стояла у платформы, дожидаясь окончания заячьего спринта. Втыкаясь друг другу в спины, «зайцы» заскочили в тамбур третьего вагона. Последний бегущий залетел в тамбур, прислонился к стене. Тяжело дыша, согнулся пополам, оперся руками на колени. Машинист объявил отправление, закрылись двери, поехали.

Я прошёл по составу в головной вагон, устроился на лавке, достал термос с горячим чаем. После Монино железная дорога стала двухколейной, станции пошли чаще, а вагон наполнился пассажирами — с каждой остановкой электричка приближалась к Москве. Когда поезд отъезжал от Циолковской, боковым зрением я заметил, что касса на станции закрыта. Это произошло автоматически: факт на мгновение мелькнул в сознании и ушёл на другой уровень, как прячется окно программы на мониторе компьютера, стоит только нажать кнопку «свернуть».

В Королёве и Болшево электричка набрала пассажиров, в вагоне стало многолюдно. Неудивительно, что «контра» пошла с проверкой повторно, уже в обратном направлении. В тамбуре хлопнула дверь и в вагоне прозвучала уже знакомая фраза: «Граждане, приготовьте билеты для проверки». Та же компания, контролёр и двое охранников, шли по вагону с проверкой. Теперь они шли из хвоста в голову, а это сложнее: вагоны дёргаются, так и норовят отбросить назад, обратно в хвост. Припадая вперёд и преодолевала силу тяготения, бригада уверенно продвигалась по вагону. Контролёр быстро проверяла билеты, гася их шариковой ручкой.

Увидев меня, контролёр расплылась в улыбке, но радость эта была недоброй. Охранники выглядывали из-за контролёрской спины, предвкушая развитие событий.
— Циолковская — Мытищи, пожалуйста, — произнёс я.
Фраза слетела с моих губ сама собой. Спустя мгновение, я понял, что покупаю билет. Вот и пригодилась «свёрнутое окошко программы»: на Цилоковской касса была закрыта, значит, билет в вагоне продают без сбора. Да и к Мытищам Цилоковская ближе Фрязево, всего две пригородные зоны.

Контролёр захлопала глазами. Для неё такой поворот событий, видимо, оказался более неожиданным, чем для меня.
— То есть как, Цилоковская?! — опешила она. — Вы ведь от Лесной едете. Платите 88 рублей.
— Циолоковская — Мытищи, — как можно тверже повторил я, чтобы уже никаких сомнений. — Сорок четыре рубля.
Я сказал это так, наобум, и, видимо, угадал стоимость билета.
— Нет, так не пойдёт! — возразила контролёр.

Злорадная улыбка исчезла с контролёрского лица, её сменило недоумение, а потом рассудительность. Глаза женщины сощурились и забегали из стороны в сторону, подыскивая выход из ситуации. Из-за её спины с интересом выглядывать охранники. Видимо, они поспорили с контролёршей, что она обдерёт меня по полной.
— Так! — контролёр перешла в наступление. — Проходим на выход!
— Какой выход?! — пришла моя очередь недоумевать. — Я же покупаю у вас билет.
— Берите билет от Лесной или выходите! — её глаза округлились от возмущения.
Охранники за спиной контролёра прикрывали улыбки ладонями. По всему, такой ход событий их забавлял.

Ну уж нет, подумал я. Теперь правила и инструкции — грозное оружие формалистов и бюрократов, на моей стороне. Буду бить врага его же оружием, холоднокровно и невозмутимо.
— Циолковская — Мытищи, — заладил я на каждый аргумент контролёра.
Формально, я прав, непробиваемый аргумент. Спор, не спор, а кому охота терять работу из-за неудавшегося «наезда». Контролёр сдала позиции, нехотя взяла деньги, пробила билет.

— Стыдно должно быть, молодой человек, — сказала на прощание она, пошла по вагону.
Пройдя несколько шагов, опомнилась, обернулась, бросила в мою сторону:
— Счастливого пути!
Зло сказала, с нажимом. Тоже формальность: инструкция требует быть с пассажиром вежливым и обходительным, прощаясь, желать счастливого пути. Подстраховалась, боится жалоб.

Бригада перешла с проверкой в следующий вагон. Мерно, неторопливо постукивали колёса электрички. Состав вошёл в кривую, и реборды колёс противно засвистели, упираясь во внешний рельс. Я прислушался к своим ощущениям: стыдно ли мне? Нет, не стыдно. Я не обманывал, стремясь сэкономить любой ценой, не поддался всеобщему заячьему ажиотажу. Я сознательно выбрал путь не платить, вернее, платить меньше. И это был мой выбор: проголосовал против хамства, грубости, плохого обслуживания. Проголосовал рублём.