Октябрьский пригород

В соседнем купе, если так можно назвать пространство между двумя сиденьями — двое машинистов в форме РЖД. Наверное, со смены. Машинисты безуспешно пытались заснуть в этом садово-огородном гвалте. В вагон с шумом ворвалась женщина с авоськой и, гремя мелочью в одном кулаке, потрясая авоськой в другом, принялась расталкивать сонных машинистов. «До Твери один билет! До Твери!» — толкала она несчастных, пытаясь всучить им мелочь. Не разобравшись, приняла за билетёров. Заслышав «Билет. Тверь», машинисты спросонья забормотали: «Билета нет. Удостоверение». Женщина так и застыла в оцепенении, не зная, как реагировать. А пассажиры, наблюдающие за этой картиной, уже покатывались со смеха. Даже машинисты, окончательно проснувшись, посмеялись от души.

Тем временем состав пассажиров в вагоне постоянно менялся. То сиденья пустели, то снова набивался полный вагон. Подъехали к Твери. Тверская «контра» согнала «зайцев» в головной вагон. Стоящая рядом девушка подсказала: «Возьмите полный билет туда и обратно до Пролетарской и по нему выйдете в город».

Лазейка для тверских «зайцев». Станция Пролетарская — следующая после Твери. Она расположена в черте города и билет до неё стоит 4 рубля. Туда и обратно: 8 рублей. Вот где коммунизм. Взяв этот билет в аппарате на платформе, можно законно пройти через турникеты в город. По прибытии электрички, вдоль платформы выстроилась цепочка полиции, чтобы «зайцы» не спрыгивали на пути. В кассу и в автомат по продаже билетов выросли два хвоста из безбилетников. «До Пролетарской, туда и обратно, семь билетов» — студенты брали «выходные» билеты сразу на всю компанию.

С залитой солнцем привокзальной площади Твери доносился грохот трамваев. Мимо остановки с лязгом и грохотом прошёл красно-жёлтый трамвай древней конструкции. Ветхий, с номером «43», нарисованном краской на задней панели. За этот день он четырежды встретился мне в разных частях города.

Тверь — город небольшой, но стремительный и центровой. Центровой, потому что центр довольно отчётливо вырисовывается на карте. Это круг со вписанной в него эмблемой «Мерседес». Расходящиеся в стороны лучи образуют реки Волга и Тверца.

Город готовился к празднику. На правом берегу за Медицинской академией монтировали концертную сцену. Медик-индус с любопытством и нескрываемым восхищением разглядывал девушку, прогуливающуюся по бульвару в тени распускающихся деревьев и набухающих почек. Весна! Коммунальщики вовсю строили, красили, стучали молотками. В общем, делали всё, что положено делать городским службам в предпраздничные дни — суетиться и жужжать. Школьники возлагали венки к памятнику солдатам. Учебный день — в праздник их уже не собрать всем классом. Две милиционерши, несущие службу, расположились на сиденьях малолитражного автомобильчика. Они наблюдали за правопорядком из-за лобового стекла автомобиля.

Электричка до Бологое отправлялась от станции Тверь. Мне удобнее было подсесть в поезд на городской станции Пролетарская. У пролёта моста близ станции дежурили охранники в ярко-зелёных жилетах. Голос в репродукторе предупредил о приближении скоростного поезда «Сапсан». Послышался далёкий гудок, и вот он уже здесь: шум, перестук колёс, резкий порыв ветра, торнадо. Замелькали окна, потянулась сине-белая полоса вагонов. Когда вихрь стих, охранники сняли яркие жилеты и, мирно общаясь, уселись в припаркованную у моста иномарку. Проводили «Сапсан». К прибытию электрички на станцию стягивались пассажиры. Пожилые люди, прежде чем перебраться через пути, спрашивали у стоящих на платформе:
— «Сапсан» прошёл?
— Прошёл! — отвечали пассажиры. — Идите спокойно.

Позади платформы по промзоне тарахтел старенький тепловоз с тремя не менее древними товарными вагонами. Несколько пар глаз провожали его с интересом и даже уважением: «Это ж надо, такой керогаз, а всё коптит. Живучий!» Незаметно и тихо со стороны станции Тверь подкралась ярко-красная электричка. Скрипнули, взвизгнули тормоза, зашипела пневматика, грохнули открывшиеся двери. Добро пожаловать карабкаться наверх! На станции низкие платформы. Хватаясь за поручни, пассажиры залезали в тамбур, тянули за собой баулы, корзины, сумки. С ловкостью шимпанзе взлетели наверх по поручням старушки, видимо, привыкшие к такому способу посадки. Свободных мест в вагоне было предостаточно. Разместился на жёстком сиденье голубого цвета. Помню, ехал как-то зимой в тульской электричке, и один из вошедших пассажиров пошутил: «Опять сиденья жёсткие! Значит, вагон тёплый!» Обогреватели в старых электричках — что надо, и жёсткие сиденья раскаляются так, что порой на них непросто усидеть.

Голубое сиденье в вагоне электропоезда «ЭТ2» — большая редкость. Обычно, в «торжковских» вагонах сиденья ярко-оранжевого цвета. А тут — благородного небесно-голубого. Прямо «Голубой вагон» Шаинского. До платформы Тверца от Твери ехать 20 минут. Можно погреться на солнце у окна и немного помечтать.

Сойдя с электрички, направился на поиски места на берегу реки, где я смог бы выкупаться, постирать вещи, приготовить горячий ужин и разбить палатку. Можно было сойти станцией раньше и обосноваться на правом берегу, но я выбрал левый. С этого берега хорошо виден железнодорожный мост. Он повис в воздухе между крутых берегов и в лучах закатного солнца приобрёл мистический вид. Потрясающее зрелище. Из одной берёзовой рощи в другую по мосту бесшумно скользнул «Сапсан». Пошёл вдоль реки. За чередой дачных участков, примыкающих к реке, обнаружилось поле. Я прошёл несколько довольно неплохих стояночных мест. Но здесь удалённость леса, и как следствие, отсутствие дров, лишало меня возможности разжечь костёр и приготовить ужин. А без ужина я не согласен.

Так, я дошёл до устья реки Кава, где она впадает в Тверцу. На карте был обозначен мост через Каву и я двинулся к нему. Если он цел, был шанс перебраться на другой берег реки, где виднелся перелесок. На мосту мне встретилась пара: парень с девушкой. Они сидели, свесив ноги с полусгнивших деревянных балок моста, и о чём-то беседовали.
— Здравствуйте! Где здесь лучше искупаться? — прервал я их разговор.
— Искупаться? В такую то погоду? — удивилась девушка.
— Почему нет?
— Вообще, здесь мелко, река обмелела. Перейдите через мост, там будет стоянка и место для купания, — парень указал на перелесок, к которому я направлялся изначально.
— Палатку там можно поставить?
— Конечно! Летом приезжают на машинах и бывает довольно шумно. С палатками уходят дальше к камню — отличные места и открывается живописный вид на Тверцу. Но там сложно с дровами. Если планируете разжечь костёр, лучше ближе к лесу. Думаю, сегодня вы будете один.

Мы ещё поговорили. Узнав, что я еду в Бологое, а оттуда — в Старую Руссу, ребята вспомнили, что когда-то они ездили на пригородном поезде Бологое — Старая Русса и что он был двухвагонный.

Пройдя с километр в указанном направлении, на холме под соснами я обнаружил отличное место для стоянки. За холмом деловито журчала река. Внизу был уютный песчаный пляж. Разогревшись от быстрой ходьбы, я освежился в реке и постирал одежду. В лесу удалось набрать сухих дров, достаточно для приготовления горячего ужина и чая. Помыв котелок и затушив костёр, я установил палатку и забрался в спальник. Лучи заходящего солнца нагрели бок палатки. Был тёплый майский вечер, какие бывают весной после окончания холодов и внезапного потепления.

Вскипятив чай и, наконец, согревшись, принялся сушить палатку. Внутренняя поверхность тента была мокрая от конденсата, который я надышал за ночь. Собрал вещи и направился на станцию. Первая электричка на Бологое останавливается на станции Тверца в 8:45.

В железнодорожном путешествии нужно планировать время с хорошим запасом. Поезд идёт по расписанию и ждать не будет. Пропустишь одну электричку — можешь потерять день, в ожидании следующей. Вдали от крупных городов электрички ходят редко. А путешественник может проспать, прособираться, забыть что-то, замешкаться или просто недооценить собственную расторопность. Так, произошло со мной в этот раз. Пришлось бежать на станцию бегом, поминутно сдвигая рукав, чтобы очередной раз взглянуть на часы. В путешествии я запланировал плотные стыки. Пропуск электрички в Тверце повлёк бы опоздание на пригородный поезд Бологое — Старая Русса. А поскольку этот поезд значился в расписании только 7 и 11 мая — конец поездке. Ещё не так побегаешь, когда на карту поставлен успех всего путешествия.

У плотного графика поездки есть свои плюсы. Он позволяет получить максимум впечатлений при минимуме затрат. Отсюда высокая эффективность. Это постоянно держит в тонусе, не даёт расслабиться и требует приложения значительных сил. Ещё бы: везде нужно поспеть. Пространства для манёвра меньше. Зажат расписаниями, стыками, ограничен в выборе мест для посещения и количестве осмотренных достопримечательностей. Ведь хочется увидеть побольше, а уже пора ехать дальше: график. Со временем, у каждого путешественника вырабатывается собственный стиль поездок. Он во многом зависит от выбора способа передвижения. Автомобилисты, в отличие от тех, кто предпочитает поезд, меньше уязвимы во времени: проснулись когда проснулись, собрались, поехали. Но они постоянно привязаны к своему автомобилю, дорогам, заправочным станциям — меньше свободы. Для того чтобы определиться со стилем путешествий, нужно попробовать разные и не бояться экспериментировать.

Солнце блестело в стальных линиях рельс. Чуть разогревшись от бега, устроился на станции в ожидании электрички. По обеим сторонам от железной дороги припаркованы автомобили. Наверное, встречающие. Их водители сбились в стайку и беседовали неподалёку. На моё приветствие они никак не отреагировали. Может, здесь так принято: края-то далёкие.

Едва различимый шум донёсся со стороны моста. Мост гулко загрохотал, и через минуту электричка, визжа изношенными колодками, и пуская искры из-под колёс, вкатилась на станцию. Уже привычным движением поднялся в тамбур с низкой платформы. Это несложно, но если ты с большим рюкзаком за спиной, он норовит перевесить и вытянуть тебя обратно на платформу. Посадка с низкой платформы требует определённой сноровки и акробатических навыков. Только с шипением закрылись двери, только удалось устроиться на сиденье за атласом и путевыми заметками, как в вагоне появляются контролёры.

Впервые я столкнулся с этой системой в 2013 году, когда добирался из Москвы в Петербург на электричках. Одна бригада контролёров проходит через весь состав ровно четыре раза, каждый раз пробивая «зайцам» билет на сумму 33 рубля. Сразу заплатить 132 рубля нельзя. Только купить полный билет, который обойдётся почти вдвое дороже. Штука в том, что ты платишь регулярно и понемногу. Больше нигде я такого не встречал. С того времени базовый тариф повысился на 3 рубля, но система осталась прежней. В итоге проезд обошёлся четырежды тридцать шесть: 144 рубля. Это меньше 1 рубля за километр пути. Московско-Тверская пригородная компания не перестаёт удивлять. Ещё одной отличительной чертой этих ребят является то, что по прибытии поезда на конечную станцию, они всегда благодарят пассажиров, за пользование их услугами. «И вам спасибо за поездку!» — мысленно поблагодарил я пригородную компанию.

То самое, которое между Ленинградом и Москвой. Только мне в другую сторону, на Запад. До поезда два часа, вполне достаточно для осмотра небольшого города и обеда. Но сначала на рынок за хлопчатобумажным костюмом. Тренировочные штаны нашлись у первого же продавца одежды на рынке. Я решил, что верхней частью спального костюма должна быть тельняшка. Вот с тельняшкой оказалось сложнее. Её не было ни на рынке, ни в магазинах одежды в городе. Пришлось довольствоваться футболкой.

Двигаясь по главной улице города, наткнулся на организованный митинг: ветераны с цветами, чиновники из администрации в костюмах, милиция и горожане. Митинг был посвящён годовщине победы в Великой Отечественной войне. Тёплые речи и бравурные марши создали праздничное настроение. Вскоре, я стал ощущать на себе взгляды горожан и милиционеров. Мой внешний вид откровенно не вписывался в формат праздничного мероприятия: туристические ботинки, брезентовая штормовка, пропахшая костром, огромный рюкзак за плечами. Двинулся дальше в поисках столовой.

Где пообедать в маленьком городе? В провинциальных городах, таких как Бологое, горожане обычно питаются дома. Продуктовые магазины встречаются буквально на каждом шагу, а с кафе туго. Местные жители посещают кафе только по случаю юбилеев, свадеб и похорон. Поэтому в городе их немного, а цены и обстановка ориентированы на банкеты, так что сытно и дёшево поесть в таких заведениях вряд ли удастся. Обедать всухомятку тоже не вариант. Попробовал найти ведомственную столовую. Визит на автобазу результата не дал. «Нет у нас столовой», — пожал плечами пожилой вахтёр. — «Была когда-то в советские времена. Давно закрылась».

В поле моего зрения попала обычная среднеобразовательная школа.
— Ребята, где можно пообедать? — обратился я к ученикам, гонявшим мяч перед школьным крыльцом.
— В школьной столовке можно. Как раз большая перемена началась. Обед выйдет около ста рублей. Но лучше в кафетерии, через дорогу, — посоветовали они и указали на приземистое здание с грязными окнами.
— Нет уж, спасибо! — отказался я от кафетерия. — Сойдёт и столовка.

На посту охраны никого не было. Я свернул в школьный коридор и зашагал по нему. По обеим сторонам двери в школьные классы. Из отрытой двери одного из классов вышла учительница.
— Как пройти в столовую? — обратился я.
— А вы как сюда попали? — учительница смотрела на меня недружелюбно.
— Через вход. В столовую на обед хочу попасть.
— Посторонним нельзя! Сейчас я охрану позову!
Она круто развернулась и быстро зашагала по коридору. Через минуту появился охранник. От ненужного разбирательства спас обычный гражданский паспорт. Демонстрация документа успокоила охранника и разволновавшуюся учительницу. Охранник даже проводил меня до школьной столовой и распорядился «накормить как следует». Рассольник, пюре с котлетой и чашка кофе моментально появились на школьной парте, служившей обеденным столом.

Большая перемена попадает в интервал с 12 до 13 часов — это время обеда. В конце перемены дежурные по столовой ученики старших классов отмыли тряпками столы от разлитого кофе и хлебных крошек. Поставили лавки на парты и разбежались по классам. Обед получился что надо: недорого и сытно. Про вкусно не говорю. Это не бабушкины пирожки, а заведение школьного общепита. Его задача — накормить, а не удивлять кулинарными изысками. В общем, необходимый минимум горячего обеда. Выходя из школы, хотел поблагодарить охранника, но его снова не было на месте. Нужно было торопиться на поезд до Старой Руссы. До отправления оставалось 15 минут.

На станции Бологое четыре пассажирские платформы. Между ними протянулись нитки путей. Бологое — крупная узловая станция. На третьем пути, в стороне от вокзала тарахтел старенький тепловоз с единственным пассажирским вагоном. Очень похоже, что это мой поезд. Зашёл на вокзал, чтобы уточнить в справочной, с какого пути отходит поезд на Старую Руссу.

«Мы этот поезд не объявляем!» — медленно и по слогам произнесла в микрофон женщина в справочной. И добавила, наклонившись к окошку, без микрофона: «Обычно эти поезда отходят с третьего пути».

Значит, это всё-таки мой поезд. Я-то рассчитывал на электричку. Оказалось, линия Бологое — Старая Русса не электрифицирована, и мне предстояло четыре с половиной часа трястись в пригородном поезде на тепловозной тяге.

На лавочке у поезда устроились две проводницы с носимыми билетными аппаратами. Когда я подходил к вагону, они приветливо кивнули.
— Занимайте места согласно купленным билетам, — улыбнулась одна из проводниц.
— Я билет не брал, — ответил я. — Вокзал от вашего поезда открещивается.
— Знаем, — ответила проводница. — Билет мы вам в вагоне продадим, как проедем Едрово.
— Про места, это шутка была — добавила другая. — Вагон сидячий, без мест.
Ох уж этот железнодорожный юмор. Поймёт только знающий специфику.

Пассажиров в салоне было немного. Несмотря на солидный возраст вагона, внутри убрано, полы чистые. Сиденья обшиты новым кожзамом. Две старушки-дачницы, мужчина делового вида с дипломатом и семейная чета — вот и все пассажиры поезда. Тепловоз дал гудок, вагон дёрнулся и тронулся с места. За окном проплыли станционные пакгаузы и здание депо. Поезд, постукивая и бренча на стыках, свернул с главного хода Москва — Санкт-Петербург на боковой ус, уходящий на Запад.

Справа сразу во всех окнах вагона показалось озеро Валдай. Железная дорога проходит южному берегу озера на небольшом возвышении. Из окна вагона открывается вид на озеро. Под насыпью железной дороги десятки шиферных крыш дачных домиков. Притягательно место: спокойная, ровная гладь воды, вдалеке зелёный остров, покрытый порослью берёзового леса, уютная гавань. Сразу захотелось там побывать. Как бы в подтверждение этому, на станции Валдай вагон заполнился пассажирами.

Станции на всём пути следования оборудованы низкими платформами. Это небольшие бетонные площадки у насыпи. Поезд останавливался в населенных пунктах, а иногда, прямо в лесной чаще. Даже на таких остановках сходили и подсаживались пассажиры. Маршрут живой. На одной из глухих станций в вагон сели путейцы в оранжевых жилетах. Мешок извести и кисти с валиком проводники запретили заносить в салон. Пришлось путейцам пристраивать свои инструменты и материалы в тамбуре. Они даже поругались из-за этого с проводниками. Когда страсти утихли, рабочие разместились на сиденьях, достали съестную снедь и завели разговор.

В разговорах простых рабочих часто поднимаются одни и те же темы. Иногда, можно предугадать дальнейший ход беседы, какая тема будет следующей. Сначала обсуждаются дела: кто сколько сделал, кто халтурил, сколько сделали от нормы. Дальше — планы на будущее: куда завтра ехать, какие наряды будут, что в этом месяце по плану. А уж потом, любимая тема — критика начальства. Это может продолжаться бесконечно. Путейцы зашумели, заспорили. От начальства критика перекинулась на пассажиров, машинистов, проводников, другие бригады путейцев и, вообще, на всех «русских».

— Да разве так можно?! — возмущался один из рабочих. — Выложил перрон плиткой. Станция глухая, в лесу. На следующий день едем — плитки нет.
— Как нет?! Куда ж она делась? — удивились другие.
— Вот и я думаю, куда? — продолжал путеец. — Положили снова. На следующий день опять пропала! И главное, вокруг лес, деревень-то нет.
— Да, дела, — негодовали рабочие. — Так плитки не напасёшься.
— Русского Ивана остановят только мины! — разошёлся рабочий.
Они принялись обсуждать, как лучше минировать перроны, чтобы остановить вора. Разговор приобрёл шутейный лад. Настроение у пассажиров поднималось. По дороге на станциях подсаживались новые бригады путейцев. Линия разговора по тому же принципу: работа, планы, критика начальства. Когда новая бригада рабочих с шумом врывалась в вагон, другие бригады замолкали и с интересом слушали разговор коллег: что у соседей происходит на участке? Что их заботит?

Чем ближе поезд подъезжал к Старой Руссе, тем он всё больше напоминал рабочий. Большую часть пассажиров вагона составляли путейцы. Из их разговоров я узнал, что по этой ветке ходят и рабочие поезда, но посадка в вагон по служебному удостоверению, номер которого обязательно записывается проводником в журнал.

Старая Русса — конечная. Первыми с поезда сошли проводницы и бодрым шагом направились в контору сдавать билетную выручку и отчёты. Остальные пассажиры, вперемешку с рабочими в оранжевых жилетах, толпились в проходе вагона. Высадка на низкую платформу — дело небыстрое. Было около шести вечера. Четыре с половиной часа в пригородном поезде пролетели незаметно. Вот только от долгого сидения затекли ноги, и не мешало пройтись.

Небо хмурилось. То и дело собирался заморосить весенний дождь, но как-то всё не решался. Бросив несколько первых капель и загнав ожидающих пассажиров под козырёк автостанции, дождь так и не начинался. Это давало слабую надежду на «сухую» ночёвку.

В ожидании автобуса удалось наскоро перекусить в буфете, который порадовал только стаканчиком растворимого кофе и постным пирожком. Перед зданием автостанции уже стоял заполненный пассажирами автобус. Под стеклом табличка «Великий Новгород». Пассажиры, кому не хватило билета в кассе, толпились у автобуса в надежде уехать стоя. Водитель подошёл перед самым отправлением. Он запустил безбилетных пассажиров в проход салона, предварительно собрав с них плату за проезд, пустил дизель и стал сдавать задом. Я занял место поближе к выходу — скоро выходить. После непродолжительного маневрирования по территории автостанции, автобус выехал на трассу. Нас догнал автомобиль такси. Его водитель сигналами и знаками остановил автобус. Из такси вышла женщина с сумками и побежала к автобусу. Догнала автобус на такси.

Периодически начинал накрапывать дождь. Водитель смахивал дождевые капли с лобового стекла огромными дворниками, которые ходили взад и вперёд независимо друг от друга, каждый сам по себе. В пригородах Старой Руссы автобус то и дело останавливался, высаживая пассажиров. В Старой Руссе с пригородным сообщением неважно, а точнее, его просто нет. Жители окрестных деревень ездят в город на междугородних автобусах — единственный сохранившийся транспорт в этих краях.

За окном показалось озеро Ильмень. Дождя не было, а над озером выгнула спину радуга. Один её конец окунулся в воду, а другой — повис в воздухе. Сквозь пушистые облака на Западе проглядывали лучи закатного солнца. Я сошёл в деревне Коростынь близ немецкого кладбища. Большой католический крест на обрыве смотрелся монументально и значительно. Место для ночёвки следовало искать вдали от деревни, на берегу озера. Я двинулся по тропке вдоль самой воды на Запад. Завтра с утра, с берега будет проще выйти на трассу и поймать попутку или автобус до Новгорода.

Постепенно берег становился более крутым. Берегом мне встретились рыбацкие лодки, привязанные к столбу. Возле них дежурил легковой автомобиль. Видимо, места популярны у рыбаков. Это подтверждали и обрывки сетей, попадающиеся на берегу, и рогатины для удилищ, воткнутые в песок. Чтобы не стоять на открытом месте, пришлось уйти за мыс. В этом месте было безлюдно. Высокий холм, бывший когда-то берегом, защищал от ветра. Озеро было спокойно. Разбил лагерь и искупался в озере. Вода чистая и удивительно тёплая, несмотря весеннюю погоду. Устроившись в палатке после насыщенного дня, сразу заснул. Проснулся глубокой ночью от шума волн. Видимо, на озере поднялся ветер и волны плескались о берег. Подумал, не слишком ли близко к воде я поставил палатку. Но сразу успокоил себя: «Это же не море, не шторм. Не должно смыть».

Что поразило в конструкции автобуса, так это «тюнинг» педали газа. Я заметил эту инновацию в Шимске, где автобус делает десятиминутную остановку. Водитель оставил своё место и направился на автостанцию. Мне, сидящему на переднем ряду, открылся вид на водительское место. К педали газа алюминиевой проволокой был примотан деревянный брусок. Наверное, водитель для удобства приспособил. Несмотря на преклонный возраст, автобус двигался по трассе очень шустро. И вскоре он уже катил по пригороду Великого Новгорода.

Подъезжая к городскому автовокзалу, автобус был почти полон. Сделав серию левых поворотов на центральных улицах, он въехал на территорию автостанции и уткнулся в бордюр у одного из перронов. Трудяга устало вздохнул пневматикой, распахнул двери и выпустил пассажиров на волю.

На автостанции удалось пристроить рюкзак в камеру хранения. За хранение вещей бралась плата: 30 рублей в сутки за ручную кладь и 40 — за крупногабаритный багаж. Я протянул в окошко кассы пятидесятирублевку. «У меня сдачи только 10 рублей. Пойдёт как крупногабарит!» — заключил служитель камеры хранения. С этими словами он бросил в блюдечко для сдачи монетку 10 рублей и забрал рюкзак. Ладно, пускай. Зато следующие несколько часов плечи отдохнут от тяжести рюкзака. Честь и хвала человеку, который придумал устраивать камеры хранения на вокзалах. Они существенно облегчают жизнь путешественника, задерживающегося в городе на несколько часов. А Илья Ильф и Евгений Петров в романе «Золотой телёнок» даже умудрились пристроить в камеру хранения чемодан с состоянием своего героя — подпольного миллионера Александра Ивановича Корейко.

Великий Новгород кипел от празднования Дня Победы. Горожане стекались по улицам города к центру. У Кремля организаторы праздника запланировали концерт и праздничный митинг. Настроение у гуляющих было весенним и праздничным. Я взобрался на холм, который оказался валом — частью Новгородской рекреационной системы. Система древних укреплений принизывает центр города насквозь. По валу протоптана тропинка. Она-то и вывела меня к Белой башне на живописном берегу реки Волхов.

— Каша с тушёнкой? — поинтересовался я у прапорщика, крутившегося вокруг дымящих котлов.
— Парень, каша солдатская — это каша гречневая с тушёнкой. Так положено, понимаешь! — наставительно заметил старый солдат.
Каша была с тушенкой и оказалась очень вкусной. Даже попросил добавки. Видимо, это был праздничный вариант армейской каши. Народ праздновал. Кто прогуливался по городу. Кто сидел на поляне с запасом алкоголя и незамысловатой закуской. Кто в обнимку с девушкой любовался видами Волхова. В городе было много туристов, и человек с фотоаппаратом и небольшим рюкзаком не обращал на себя никакого внимания.

К поезду на вокзал я пришел заранее. Поужинав в привокзальном буфете, отправился искать электричку на Петербург. Она стояла у перрона, стыдливо прячась за скоростной «Ласточкой». Вагоны электропоезда чисто вымыты как внутри, так и снаружи. И это несмотря на солидный возраст электрички. Октябрьская железная дорога приятно удивила чистотой вагонов в праздничные дни.

Из Новгорода в Петербург на электричке отправились лишь несколько пассажиров. Они рассредоточились по разным вагонам. Неужели маршрут не популярен? Контролёры не заставили себя ждать и появились в вагоне ещё до первой остановки.
— Куда едем? — по-свойски осведомилась женщина-контролёр.
Среди лесов и болот, которые проезжала электричка, её форма походила на какой-то сказочный камзол.
— В Питер, — спокойно ответил я.
— Тогда 512 рублей.
— Как? Почему так дорого?
Такого тарифа мне ещё не встречалось. Сумма потрясла своей бесчеловечностью к путешественникам с ограниченным бюджетом. И это за 178 километров пути.

Подорожная грамота и рассказ об экспедиции впечатлили даму в камзоле. Больше всего её поразило то, что я пишу путевые заметки. Не последнюю роль сыграл и небольшой подарок: две открытки с красивыми видами железной дороги. Взяв с меня небольшую сумму, контролёр несколько раз подходила ко мне во время рейдов и жестом показывала, что вопрос улажен. Уже Санкт-Петербургу контролёр подошла попрощаться и выдала мне билет на выход, что было очень любезно с её стороны.

Надо сказать, что железнодорожники, а в особенности контролёры, относятся к «зайцам» не с ненавистью. Вовсе нет. Скорее, как к оппоненту, сопернику. Они прекрасно понимают, что «зайцы» нужны. Это их хлеб. Железнодорожники знают, что есть люди, которые принципиально будут ездить без билета. И поэтому всегда, оставляют им шанс на спасение, маленькую лазейку. На платформах с турникетами всегда есть дырка в заборе, которую «руки не доходят закрыть». Охранник отворачивается, когда приходит поезд и безбилетники спрыгивают с платформы, чтобы обойти турникеты. На Октябрьской железной дороге то же есть лазейка для «зайцев»: контролёры никогда не проверяют первый тамбур головного вагона. Нет денег на проезд — едешь в тамбуре стоя. Зачастую в нём скапливается такое количество «зайцев», что тамбур они уже не помещаются и «заячий» хвост торчит в салоне.

Когда электричка уже ехала по Питеру, бригада контролёров в полном составе уселась на сиденья рядом со мной. «Контра» с Выборгского направления, на Новгород ездили впервые. «Тяжёлый паровоз!» — жаловались контролёры. — «Три с половиной часа в пути. Выматывает».

Поговорили о нововведениях на железной дороге. Многие оказались контролёрами со стажем: начинали работать ещё «на квитанциях», когда пойманному «зайцу» выписывали штрафную квитанцию под копирку. Это было ещё при царе Горохе. Эх, вспомнили времена. За беседой незаметно подъехали к станции Обухово — конечная электрички. До вокзала поезд не доезжает один перегон.

Студенты, вышедшие из вагона, направились в противоположную от турникетов сторону. В конце платформы можно спрыгнуть и, пройдя по путям, выйти в город. Спросили у охранника на платформе: «Можно?». Тот демонстративно отвернулся. Понимает: денег нет, а ехать надо. Контролёры из электрички направились в контору на станции. А я по билету прошёл через турникеты и спустился в вестибюль станции метро «Обухово». Питер, Питер. Проход в метро до сих пор по медным жетонам, которые нужно покупать в кассе с окошком.

Гостиница, вернее, общежитие гостиничного типа на Садовой мне хорошо знакомо. Я останавливался здесь раньше, будучи проездом в Санкт-Петербурге. Снимал отдельный номер. Сервис приемлемый, цена хорошая. Есть все, что нужно путешественнику: душ, кухня, кровать. Меня встретил огромных размеров дагестанец. Осведомившись о цели прибытия, отксерокопировал паспорт и проводил до комнаты. На этот раз, я поселился в общем номере. Подозревая, что может происходить в общежитии в праздничный день, я попросил разместить меня, где потише.
— У нас вэздэ тыхо, — спокойно и уверенно ответил дагестанец.
По телосложению и по походке я догадался, что он борец.
— Борец? — всё-таки уточнил я.
— Мастэр спорта, брат — подтвердил дагестанец.
Значит, за порядком в общежитии следит он. Это хорошо.

В комнате было пять двухъярусных кроватей. Они были расставлены по периметру вдоль стен. На противоположной стене от двери — серый квадрат окна. За окном рыночная площадь и вид крашенных жестяных крыш. В этом есть какой-то особый, непередаваемый питерский колорит. В коридоре рядом со входной дверью закипал электрический чайник. В общем, жить можно. Я занял свободную кровать.

Постояльцев в комнате было двое. На одной из кроватей, отвернувшись к стене, спал пожилой мужчина. А на кровати напротив сидел пожилой аксакал. Он внимательно наблюдал, как я доставал и раскладывал на кровати вещи. «Дед!» — протянул он мне руку. — «Я из Чечни. Меня все зовут Дед. Наверное, потому что я здесь самый старый». И я понял, что здешние постояльцы живут здесь уже не один день — постоянные жильцы.

Вскоре, появились и остальные обитатели комнаты. По случаю праздника, они были изрядно под шафе. Громкие голоса и запах алкоголя неожиданно ворвались в комнату и заполнили всё её скромное пространство. Я уже принял душ, расстелил постель, заварил чай и собирался сделать заняться путевыми заметками. Хотелось пораньше лечь спать. Утренняя электричка с Финского вокзала должна увезти меня дальше, в Выборг — цели моей поездки. Проспать нельзя.

Когда собрались все постояльцы, начался настоящий бедлам. Я сразу решил ни во что не вмешиваться. От водки и куры-гриль я отказался и занял позицию наблюдателя. Это было настоящее шоу. Поистине, крупные города способны создавать феерические коктейли из людей и смешивать разные, и даже опасные социальные ингредиенты. Среди постояльцев был рыбак-браконьер с Сахалина, который утверждал, что он — Шаман, и его завербовали спецслужбы, чтобы проводить опыты бесконтактного боя и гипноза. Он отчаянно требовал принести два стула, чтобы он смог продемонстрировать каталептический мост*. Стульев ему не дали и он от этого очень расстроился. Был уже знакомый мне чеченец Дед, который изобрёл собственную религию и активно её проповедовал. В отличие от остальных, водку он не пил и, кроме проповедей, ничем других не беспокоил. Был и простой парень из Рязани, который немного шепелявил и вовсю уплетал курицу-гриль. Он так ею восхищался, что казалось, кроме курицы, его ничего не интересует. Пожилой мужчина продолжал спать, отвернувшись к стене.
[*] Каталептический мост - один из способов демонстрации феномена каталепсии всего тела. Человека вводят в гипноз, его мышцы деревенеют, и он может свободно лежать между двумя стульями, как бревно.

Было всё: анекдоты, тосты, запретное курение в туалете, водка из мыльницы, истории из жизни, обсуждение теленовостей. Споры, политика, религия — всё смешалось в жгучем коктейле. Роль наблюдателя меня вполне устраивала. Я только мотал головой, в знак отказа от предлагаемого очередного «аттракциона». Публика продолжала развлекаться. Периодически, в комнату наведывался бородатый чеченец в голубом спортивном костюме. Он перекидывался парой слов с аксакалом на кавказском наречии, известном только им одним и, ехидно улыбаясь, удалялся восвояси. В довершение ко всему компания отправилась в магазин за водкой. Я воспользовался этим моментом, чтобы забраться в постель и уснуть.

Когда меня разбудил будильник, постояльцы спали. Только пожилой Дед сидел на кровати. Я тихо собрался и помахал ему рукой в знак прощания. Он ответил слабым движением век. Похоже, он не спал всю ночь, пребывая в своей религии. Пожилой мужчина продолжал спать, отвернувшись лицом к стене. В окне над зданием рынка уже появилась треть рассветного солнечного диска. Я открыл дверь и вышел из комнаты, приютившей меня на одну петербургскую ночь.

Бодрым шагом вышел из парадной на уже убранную и, сиявшую каменным блеском, булыжную мостовую. Дома, прохожие, автомобили — всё вокруг имело сонный вид. Я же, наоборот, торопился — до отхода электрички на Выборг времени оставалось в обрез.

Заметил, что чем ближе подъезжаешь к конечной точке маршрута, тем больше эйфория от путешествия. Начинаешь осознавать, какой путь проделал, какой ещё предстоит проделать обратно. Возникает чувство гордости: я это сделал! Но расслабляться ещё рано. Путешествие продолжается.

Осип Мандельштам, путешествуя с женой Надеждой, любил «входить в город». Обычно, поезд прибывает на вокзал и путешественник сразу попадает в самое сердце города, смешивается с толпой жителей, чувствует в его ритм. Другое дело, сойти с поезда на пригородной станции и войти в город пешком. Город раскрывается постепенно. Сначала ты видишь огороды и сараи. Потом появляются крестьянские избы и улицы, полные луж. Дальше идут рабочие бараки, фабрики, магазины, жилые районы. И только потом — центральные улицы города с архитектурными изысками, и достопримечательностями: пожарная каланча, здание губернатора, вокзал, центральная площадь.

Я решил попробовать этот ход и войти в Выборг. Сошёл с электрички на станции Лазаревская, за одну до Выборга. В западной части платформы спуска не было. Перрон круто обрывался, обнажая под собой стальные нити рельс. Пассажиры, не желая возвращаться, примечали место, где лучше спрыгнуть с платформы.

Прошёл через поле и поднялся на автомобильный мост. С высоты моста были хорошо видны несколько холмов в стороне города. За ними виднелись промзоны, железнодорожные подъезды, автозаправочные станции и крупный супермаркет. Огромное зелёное здание круглосуточного супермаркета возвышалось посреди урбанистического пейзажа, как оазис среди пустыни. В отделе кулинарии позавтракал горячим восточным пловом. Это был неожиданный и приятный сюрприз.

Больше в Выборге таких сюрпризов мне не попадалось: всё было плавно и размерено. Пейзажи логично и правильно сменялись один за другим. Появились жилые пятиэтажки. Развозные продуктовые фургоны колесили по улицам города, доставляя товары в открывающиеся магазины. Сонные таксисты дожидались своих пассажиров на автобусных остановках. На улицах и во дворах безлюдно. Город только-только просыпался. Поливалки умывали его магистрали холодными струями воды. Ранним утром после праздника город тоже имеет право на своё похмелье.