Дождь хлестал то косо, то сверху, по капюшону плаща. На минуту, другую стихал, чтобы перевести дух, и с новой силой обрушивал на землю тонны распылённой, разделённой на капли и струи воды. Дирёв сжимал книгу, разбухшую от влаги. Слои бумаги пошли волнами. Томик увеличился в размерах, словно автор добавил пару забытых глав. Холод пробирался под полы плаща. С утра дождь, будь он неладен, жалел себя Дирёв. А его, как назло, поставили на мост: начальство на моторисе поедет, обязательно нужно оцепление. Тем более мост, стратегический объект. Да и самое что ни на есть видное место — не всякому охраннику доверят.
После выхода на пенсию Дирёв не знал, чем себя занять. Первое время слонялся, мучился от безделья. А потом привык: спал до полудня, смотрел телевизор, пивко потягивал. За полгода вырос живот, чего у него никогда не было. В ногах появилась тяжесть. В свою халупу на пятый этаж поднимался уже с отдышкой. Стал пользоваться лифтом, а раньше всегда ходил по лестнице.
Всё-таки не любит человек резких перемен, плавно нужно, постепенно. Работаешь себе, катишься потихоньку в своей колее, ну и работай — нечего выкабениваться. А выпал из колеи — крутись как можешь, ищи работу или занятие по душе. Да не каждый этому научен.
Дирёв понимал, что пребывая в лености, быстро скатывается вниз. Здоровье садиться. И человеческое общение, простое, хоть бытовое всё-таки нужно. Иначе и одичать недолго. А на пенсии общения стало куда меньше, чем в бытность работы в мастерской. Там и с ребятами в курилке за жизнь перетрёшь, и с мастером поспоришь. А теперь разве что телевизор и остался, какой с ним разговор может получиться.
Единственное, что спасало — книги. С детства Дирёв любил читать. Читал много, въедливо, запоями и постепенно привык. Привычку эту он не отпускал всю жизнь. Говорят, книга — разговор с мёртвыми. Почему бы и не поговорить, если человек был интересный. Но не знаменит книга живого человеческого общения, какая бы интересная она ни была.
Решил Дирёв искать работу. Пускай даже не работу, а так, подработку. Главное, чтобы коллектив был, денежка капала, и от него была польза обществу. Только какая теперь от него польза: глаза без очков не видят, руки не слушаются, устаёт быстро. Нет, к станку он уже не встанет. Разве только охранником или вахтёром.
Мысли материальны. Стоит только подумать, как вот оно, само образуется. И образуется незаметно для человека: случай, совпадение, стечение обстоятельств. Встретил однажды Дирёв соседа у лифта. Тот сокрушенно вздыхал:
— На работе сплошная головная боль, — жаловался сосед.
— А чего такое? — обрадовался Дирёв случайному разговору.
Когда накатывали приступы одиночества, он шёл в магазин, общался с продавщицами, покупателями — хоть какой-то человеческий разговор. А тут, сосед — это ещё лучше. Дирёв знал, что работает он охранником в частной охранной фирме. Зарабатывает неплохо, и график удобный: два дня работает, два — дома. А когда фирма получила подряд на охрану железной дороги, зарплату охранникам подняли.
— Объектов нашей группе добавили, — пояснил сосед.
— Так это вроде неплохо, — пожал плечами Дирёв. — Хорошо, когда работа есть.
— Это да, — согласился сосед. — Новых людей в штат набирать будут. А сейчас, сам знаешь, работать никто не хочет. Наберут всякого сброда, работай с ними потом.
После разговора Дирёв призадумался, ходил взад и вперёд по квартире, прикидывал, размышлял. И под вечер, прихватив из холодильника початую бутылку коньяка «КВ», отправился к соседу.
В охранную фирму по рекомендации соседа Дирёв устроился быстро. И потянулись трудовые будни, вернее, двенадцатичасовые дежурства. Да и какой там труд: стой на посту, охраняй «железку». Работа на свежем воздухе — красота.
Со временем прояснилась специфика работы. Хорошо, если с другим охранником в паре дежурить поставят — вдвоём веселее. А в одиночестве — тоска. Одиночества Дирёв не переносил и всегда просился в пару. А когда дежурил один, брал с собой книгу. Сначала брал книги небольшого формата, чтобы в карман помещались. Не дай бог, кто увидит — скандал: охранник, и книги читает. Потом осмелел, на дежурство заступал с увесистым томиком, а то и с двумя. Читал он быстро, за двенадцать часов страниц пятьсот прочитывал, если никто не отвлекал.
На этот раз был «Затерянный мир» Конан Дойла. Повествование шло к развязке, и Дирёву, как это бывает при чтении захватывающих романов, не терпелось узнать окончание. Но зарядил дождь. Капли оставляли на страницах тёмные волнистые пятна. Так, книгу загубить недолго. Да и начальство это: кто знает, когда они на своей моторисе поедут, не проглядеть бы.
Дождь шёл периодами: то безжалостно лупил крупными каплями, то стихал, прекращался. В минуты затишья наступала недвижимая тишина, округу окутывала водяная взвесь, и становилось нестерпимо холодно и тоскливо. Тогда Дирёв доставал из кармана томик «Затерянного мира» и раскрывал его на заложенной автобусным билетиком странице.
— Это что ещё за читатель выискался?! — громоподобный возглас прорезал плотный водянистый воздух совсем рядом.
Дирёв обернулся. Он так увлёкся чтением, что не заметил, как к мосту подкатила начальническая моториса. Из кабины выглядывал пухлый краснолицый человек в тёмно-синей форме с жёлтыми лампасами. Он сделал шаг на лесенку, повернулся к кабине, ухватился за поручни и ловко соскользнул по ним на насыпь.
— Ты у меня сейчас почитаешь! — краснолицый направился к Дирёву.
Он с шумом впечатывал шаги в гравийную насыпь, на хмуром лице отразилась то ли ненависть, то ли злоба, то ли предвкушение скорой расправы — что-то страшное и неприятное. Дирёв так и застыл с раскрытой книгой в руках, как парализовало. Начальник приблизился к Дирёву, резким движением выбил книгу из рук, и она, сделав двойное сальто, шлёпнулась в мутную лужу. Мелованные страницы захлестнула бурая вода, но книга не потонула, а поплыла по луже.
Начальник что-то орал прямо в ухо, топал ногами по шелестящему гравию. Но Дирёв этого не слышал. Дождь хлестал по капюшону плаща. Он не обращал на него внимания. Книга уплывала, а Дирёв всё смотрел на залитые водой страницы, не в силах оторвать взгляда. Что-то надломилось внутри. Как портится часовой механизм, стоит заклинить одной шестерёнке, так, заклинил, остановился у Дирёва его внутренний читатель. Не выжил, сломался на производстве. Обстоятельства стёрли его, как ненужную функцию, мешающую работе.
Больше на дежурстве он не читал, тяга к чтению пропала вовсе. Дирёв стал больше общаться с коллегами — охранниками: политика, рыбалка, дом, автомобиль, жёны — вот темы для разговоров. А когда доводилось дежурить одному, стоял ровно, за что хвалили и даже прибавили к жалованию. Ведь начальство любит, когда подчинённые ровно стоят.